Илья

БЛАЖЕННЫЕ СТИХИ

                                                            Вике

Я так тебе за ЭТО благодарен!

– За что за ЭТО?

– Да за всё за ЭТО… –

За то, что я перед тобой бездарен,

за то что ты – источник тьмы и света.

Да никакой ты, в общем, не источник.

Ты просто плешь мне днём и ночью точишь,

и вот за эти дни и эти ночи

я, как ни странно, благодарен очень.

Когда бы ЭТО делала другая,

я б, может, потерпел, изнемогая,

ну, а потом, как от зелёной жабы,

от той, другой, я всё-таки сбежал бы.

Но от тебя, любимой, не сбегу я,

поскольку – где ещё найти такую,

перед которой нем я и бездарен!

И именно за ЭТО благодарен.

-

Вика

Вирсавия - Давиду

В краю песчаном и послушном
ветрам и гласу властелина
твой шёпот небывалый сушит
ушную раковину, милый.
 
На крыше дома, на помосте
тебя на расстояньи чувствуя,
отправлюсь, незаконной гостьей,
туда, где ты,
туда, где суть твоя.

Ворота дома - настежь, напрочь
отвергнув призрачный порядок,
к тебе - на вечность или - на ночь,
на вечность или на ночь рядом.

Предчувствуя и торопясь.
Невероятно и бессильно.
В чертах твоих увидев связь
с чертами будущего сына.

-

Илья

ДАВИД  И  ВИРСАВИЯ

I
Восход в Иерусалиме

Я голос твой небесный слышу,
и лишь ему отныне внемлю.
Взойди, любимая, на крышу,
сойди, любимая, на землю.
 
Я, узник участи печальной,
пишу позорную страницу.
Твой муж – он мой военачальник.
Я – царь. Он должен подчиниться.

Я на войну готовлю войско,
уже отправлен мой глашатай.
Меня терзает беспокойство:
как безнадежно хороша ты!

Я зову разума не внемлю
(молю: будь милостив, о, Боже!)
...Сойди, любимая, на землю.
Взойди, любимая, на ложе.

II
У моря

Здесь неба синь, прибоя шорох,
но всё сильнее раз за разом
во мне желанья, от которых
я, кажется, теряю разум.

А даль ясна, а море близко,
и нескончаем говор птичий,
но слышу голос моралиста
о неких правилах приличий.

И, этим голосом ведомо,
нас гневно осуждает быдло,
друзья откажут нам от дома,
и станет чуточку обидно.

Но это, милая, не горе,
пока волна рокочет, пенясь,
и даль ясна, и берег моря
приветливо зовёт к себе нас.

На гальку брошу полотенце,
и ад на время станет раем...
Ты приходи. Куда ж нам деться?
Мы вместе разум потеряем.

III
Закат в Иерусалиме

Живу, седея и лысея,
судачу с долей обветшалой.
На той на дальней полосе я,
где всё кончается, пожалуй.

Моя Вирсавия красива.
Сын Соломон – косая сажень.
В нём мудрость царская и сила.
Он будет мной на трон посажен.

А всё-таки ещё не вечер,
и зелен луг, и сыты кони.
– О чём вздыхаешь, человече?
– О – н е п о к о е...

Вика

1

* * *

Илюше

Я создала мирок, удобный и приметный,

чередованья строк и дуновений ветра,

я создала уют, достойный песнопений,

а в нём прохладный юг и нехолодный север,

я создала тебя и поселилась рядом,

основой бытия стал наш миропорядок,

я создала детей, своё нутро истратив.

А от иных страстей храни меня, Создатель.

2

* * *

Вот тебе – я – цесаревна

и царский венец. И

вот горностай на любимые плечи.

Пусть полумёртвый гонец

приплетётся под вечер,

весть принесёт. Созовём чаепитное вече,

поговорим о вселенной и водах Венеции...

Пусть веселит и тебя, и меня скоморох.

Пусть лебезит, проявляет холопью смекалку.

Нам без него неуютно, ни шатко, ни валко,

сумрак и ветер приходят на царский порог.

Вот – за окном – треугольная птичья печаль

бьётся челом о подножие нечеловечье.

Договорим, дорогой, эти вечно-вечерние речи,

договорим, дорогой, ибо ночью пристало молчать.